Почему буряты не монголы?

T –

Вчера я получила на свой ящик в короткое письмо от одного из моих новых друзей, назову его г-н N.

Не буду указывать настоящего имени, поскольку у меня нет на это его позволения, но я надеюсь, что N прочитает и этот мой пост и найдет в нем ответы на вопросы, с которыми он ко мне обратился.

Кроме того, еще в тексте под названием Ты такая красивая, почти как русская! я обещала написать о Монголии.

Итак, письмо.

Добрый день, рад знакомству!

С некоторым сожалением, но всё-таки дочитал ваш пост до конца. Надеюсь вы не найдете это слишком навязчивым. Но мне кажется, вы довольно далеки от объективности и от своей природы, или вообще от природы. Может быть, ваша высокая эрудиция не позволяет вам что-то разглядеть, увидеть.

Очевидно я тоже больше Халх, чем Монгол. Но когда мы все вместе, мы все равно Монголы. К сожалению, нас разделили и территориально, и интеллектуально. Слабые, не признающие друг друга, мы всем на руку. Понимаю, вы не одна такая, я бывал в Бурятии,  видел, что буряты сильно обрусели.

Такая была политика. Был и там,  где вы сейчас живете. Но вынужден признать, что вы заставили меня задуматься, почему это так… Все таки думаю что как бы вы себя не называли, вы мне ближе чем вам кажется.  Каждый может ошибаться, но надеюсь, что в вашем случае это временно.

Хорошего дня, Марина!

Уважаемый N, спасибо за ваше письмо, я тоже рада нашему знакомству. У вас потрясающий русский язык и замечательный слог! Отдельные слова благодарности за то, что считаете, что вы мне ближе, чем это кажется мне. И спасибо, что читаете мой блог.

Я написала, что монголы и буряты очень разные. Я на самом деле так чувствую, так думаю. Однако, это вовсе не исключает того, что буряты по своей культурной сути представляют собой некий подвид монголов. Извините за зоологизм термина. Буряты – это другие монголы.

Для меня в этом словосочетании важны оба слова. Я знаю, что мы другие, но я также понимаю, что мы все равно монголы. Сказав, что мы разные, я не противопоставляю  бурят монголам. И да, мы действительно сильно обрусели. Но это не наша вина, это наша беда.

И не потому, что русская культура – это плохо, просто став носителями русской культуры, мы теряем и во многом уже потеряли свою.  И поверьте мне, это болью отзывается в сердце каждого бурята.

Потому что бурятская культура, даже не нация, а именно культура – вот что на самом деле единственно важно и что по-настоящему имеет смысл и суть. 

К сожалению, именно на этом основании, наши братья монголы сами часто отказывают нам в родстве. И с таким отношением со стороны монголов, я, к своему большому сожалению, сталкивалась в Монголии не раз. Я считаю, что мне очень повезло, и у меня была возможность познакомиться со многими интересными людьми.

Среди них были профессора университетов и простые монголы-скотоводы, художники, политики, музыканты и обычные ламы, банкиры, врачи, просто соседи по дому, в котором мы жили. В профессиональной среде, конечно, с подобным отношением сталкиваешься намного реже, чем на улице или в магазине. Но все же сталкиваешься.

Многих бурят, по понятным причинам, такое отношение сильно задевает, и даже ранит. Это как если бы тебя не признавала твоя собственная семья, потому что ты вырос в другом месте и вернулся домой спустя много-много лет.

Более того, то обстоятельство, что в свое время тебя разлучили с ними не спросив твоего желания, как аргумент в твою защиту не рассматривается. По поводу желания или его отсутствия.

Буряты, как считают некоторые в Монголии, сами захотели стать русскими (войти в состав России). И с насмешкой добавляют, что так никогда ими и не стали…

Люди более осведомленные, конечно же, понимают что в словосочетании «добровольное вхождение Бурундии в состав Бургундии» все также лукаво, как и в названии одного из официальных праздников КНР имя которому «Ненасильственное освобождение Тибета». 

С другой стороны, прожив в Монголии три года я начала осознавать каким диким видится простым монголам наше незнание своего родного языка, так, как будто мы все немые с рождения, или нам отрезали языки за какие-то особые прегрешения (и для своих стариков мы тоже были немыми, потому что они не умели говорить и плохо понимали русский язык.

Излишне говорить, насколько это ненормально). Также неожиданно для них наше, подчас, полное, в монгольском культурном смысле, невежество и не владение элементарными навыками традиционной культуры.

Они смотрят в наши родные лица, в наши узкие, такие же как у их родной племянницы-красавицы, глаза и не понимают, почему так грубо, так  бесцеремонно и вопреки всем ожиданиям и внешней миловидности, молодая бурятка на таможне заставляет бабушку-монголку выкладывать все ее вещи, а потом раздраженно кричит на нее, за то, что та не достаточно быстро убирает свои пожитки назад в сумку… Они ведь не знают, что она ведет так себя со всеми, не только с монголами. Что и на своих сограждан, неважно бурят, русских, татар или эвенков она будет реагировать также остервенело. Монголы впадают в культурный шок, потому как они не в курсе того, что молодая девушка-таможенник практически никогда не видела другого отношения представителя власти к ее гражданину, и для нее это так же естественно, как и ежемесячное хамство тетки в сберкассе по отношению к ней самой. 

Говорим на бурятском

Наша слишком русская манера обращения с детьми также заставляет очень многих монголов недоумевать (Заранее прошу простить мне это, очевидно обидно звучащее для моих русских читателей словосочетание, но надеюсь, что многие и сами видят, как жестко и даже жестоко принято в русских семьях обращаться с детьми).

Мы, современные буряты, общаемся со своими детьми совсем не так, как это было принято еще у наших бабушек и дедушек (кто-нибудь из вас, я обращаюсь к бурятам, помнит своих стариков кричащими на вас маленьких? Я не помню, я ни разу не слышала свою бабушку или деда кричащими ни дома, ни в публичном месте.

Кто-нибудь из вас знает бурятский или монгольский аналог русским поговоркам про то, что детей надо начинать бить когда они совсем еще малыши – про поперек лавки. Я не знаю).

Однако некоторые из нас, бурят, также как и везде в России, кричат на своих детей прямо на улице, незнакомые взрослые могут запросто разораться на чужого ребенка, сделать ему очень грубое замечание, поскольку искренне верят в то, что дети –это маленькие взрослые, и поэтому не могут, просто не имеют права кататься по супермаркету на тележке, болтать ногами сидя в трамвае, громко смеяться или просто баловаться ни в пять, ни в семь, ни тем более в десять лет. В публичных местах в России детям разрешается разве что плакать и то не всегда. Обязательно найдется кто-то, кто с раздражением скажет: мамаша, успокойте своего ребенка! Монголам смотреть на все это дико. А мы, орущие на своих детей, выглядим в их глазах просто варварами!  Чего так? Да потому что по моим ощущениям, по моему небольшому, но все-таки личному, как говорят в антропологии, опыту включенного наблюдения, дети в Монголии – это Вторая Религия и им дозволяется если не все, то почти все. Никто не считает их взрослыми, никто не ждет от них взрослого поведения. Мои монгольские maids или просто бэби-ситтеры часто опаздывали, не домывали углы в квартире, няня моей подруги и вовсе надевала понравившиеся ей туфли подруги в магазин (!) пока той не было дома, но мы терпели и прощали нашим монгольским няням не только это, потому что знали, были просто уверены, что она – монголка и поэтому никогда, никогда не обидит ребенка!   

Некоторые из нас могут порой раскричаться в магазине, ресторане или просто на улице, в то время как среди монголов это значит потерять лицо.

Однажды я была свидетелем того, как в небольшом супермаркете что-то произошло с кассовым аппаратом, в то время как к кассе уже выстроилась очередь человек в десять-двенадцать, и каждый стоял с тележкой, полной продуктов. Я решила подождать, время позволяло, да и было просто интересно, что будет происходить дальше.

Вы не поверите, но за следующие пятнадцать-двадцать минут не было сказано ни одного громкого слова. Никто не высказал недовольства, никто не накричал на молодую кассиршу за нерасторопность, никто не прошипел, что «здесь всегда что-нибудь не слава Богу!». Все молча стояли и ждали.

Те, кто торопился, еще в течении первых пяти минут оставили свои корзины с продуктами и молча (!) ушли. Причем время было вечернее, большинство явно возвращались с работы домой, устали, да и просто хотели есть. Вы представляете себе такую картину в российском супермаркете, ну или конкретнее, в супермаркете г.Улан-Удэ? 

Как-то летом, когда я приехала в родной Улан-Удэ забрать сына, который как многие бурятские дети летом бывает на Байкале и на даче у бабушки, мы с семьей решили выбраться в этнографический музей, где народ собирался танцевать ехор. В ожидании начала решили поесть. Сидим на свежем воздухе, едим буузы, пьем зеленый чай с молоком из белого пластика и болтаем.

Я, как обычно, рассказываю что-то смешное про свою монгольскую жизнь. Тут в наш разговор вмешивается пожилая женщина.

Сейчас уже не помню, как именно она выразилась, но суть ее ремарки сводилась к следующему: как вы можете там жить, там же сплошная антисанитария! Я попыталась было защитить Улан-Батор от нападок, но дама была непреклонна – «я там была, я все видела своими глазами и не надо мне тут ничего говорить». Конечно, не все так считают, но и она совсем не одинока.

Некоторые мои знакомые, которые гостили у меня в Улан-Баторе, неважно буряты или нет, скажем так, гости из России, говорили мне примерно то же самое. Я думаю, что понимаю отчего. Ну, во-первых, отчасти они правы и столицу Монголии трудно назвать чистым или ухоженным городом. Другое дело, что город – это совсем не кочевой формат жизни.

И буряты, как никто другой должны это понимать. Но мы, конечно же, быстро-быстренько позабыли, что и среди нас горожане в третьем поколении – явление все еще редкое и что у каждого из нас есть свои деревенские родственники, которые до сих пор живут точно также, как монгольские худонцы.

С другой стороны, мне повезло больше, у меня было больше времени приглядеться повнимательней. И поэтому моя Монголия сильно отличается от той Монголии, которую видит большинство приезжающих туда из приграничных российских регионов.

Ведь чаще всего люди приезжают за дешевыми товарами, тратить предпочитают немного, в еде стараются быть неприхотливыми. И поэтому для них Улаанбаатар сводится к Харзах (букв. черный рынок), паре закусочных экономичного класса, недорогой гостинице, ну и, наверное, к Их Дэлгуру.

Для не знакомых с монгольской столицей, Их Дэлгур – это аналог ГУМа.

Но не только поэтому буряты часто так критичны к монголам. Нас десятилетиями учили не любить свое прошлое. То самое, которое у нас с вами общее.

Нас заставили поверить в то, что раньше у нас не было практически ничего, что стоило сохранять и лелеять, что цивилизация нас обошла стороной, и что фабрики и заводы просто обязаны загрязнять наш священный Байкал, а скотоводство – это так отстало, так не седентарно, культурно чуждо, а значит и вовсе бескультурно. Наши деды и прадеды харкали кровью, если смели думать иначе… В результате нам осталась по большому счету только дозволенная, политически импотентная, декоративно-витринная часть культуры. Мы теряем язык, мы уже не почитаем своих родителей так, как это делали они по отношению к своим старикам, мы не говорим по-бурятски, нам не нравятся монголы…

Говорим на бурятском. Уважение

При этом те монголы, которые закончили университет в США и могут позволить себе одеваться в Лондоне, нам еще симпатичны, а те, кто только что вчера из Архангая, так совсем нет. Я здесь, и конкретно в этом абзаце, конечно, немного утрирую. Просто, чтобы вы меня правильно поняли.

И, конечно, как человек, проживший в Монголии несколько лет, я видела и сталкивалась с разными людьми и практиками монгольской жизни. И далеко не все вызывало у меня тоску по утраченному нами за последнее столетие.

Пишу это для того, чтобы никто не подумал, что я жила в нереальной, сладко-карамельной Монголии, которая не ворует, не хитрит, не ленится и не существует))    

Читайте также:  Что такое сангха – почему буддийские монахи живут в общинах

Тем не менее, моя Монголия прекрасна и останется таковой в моей памяти навсегда!

Мы жили в самом центре столице, за стеклянно-черным небоскребом мэрии, что на площади тогда еще Сухэ-Батора, во внешне неприглядном доме, но с очень удобными, грамотно спланированными и не по-социалистически просторными квартирами внутри.

Моя Монголия – это музыка, причем самая разная – от морин хура (монгольский национальный струнный инструмент) в сопровождении фортепиано и классического оперного пения, до неподражаемого монгольского рэпа и неповторимых, совершенно невероятных Алтан Ураг.

Моя Монголия – это потрясающие картины монгольских художников, работы которых собраны в многочисленных частных и государственных галереях столицы.

Некоторые картины я помню до сих пор, потому что с них на меня как будто смотрят бесконечное дорогие мне люди: мой так рано ушедший папа, моя  бабушка, мой дед, мой нагаса (дядя со стороны мамы). Моя Монголия – это кашемир и шелк в коллекциях монгольских дизайнеров.

Моя Монголия – это музей под открытым небом в пустыне Гоби, где черные камни в горах покрыты километрами уникальных петроглифов.

Мой Улаанбаатар – это столица независимого государства и потому центр международных контактов, научных конференций, экономических форумов, шикарных приемов и выставок в посольствах разных стран.

Мой Улаанбаатар – это потрясающие люди со всех концов света, которых объединяет любовь и уважение к Монголии и ее людям.

Мой Улаанбаатар – это UB Salsa тогда еще в Тyyл ресторан около Zanabazar Fine Art Museum и самые вкусные, особенные хушуур (блюдо монгольской национальной кухни, в России известное как чебуреки) которые можно поесть раз в год во время Наадама в ожидании первых всадников. 

Мой Улаанбаатар – это семь разных ресторанов обожаемой мною индийских кухни, это французский Монэ в Шангри Ла, изысканный Ivy неподалеку от цирка, это маленькое японская закусочная в конце короткой улицы между Их Дэлгуром и Их Монгол, это немецкая булочная Sachers Cafe, где мы заказывали торты на дни рождения и покупали свежую выпечку по выходным у Brigitte.

Мой Улаанбаатар – это всегда улыбающаяся, всегда со вкусом одетая, во всем и всегда помогающая мне landlady. Ачасурен заезжала к нам раз в месяц за деньгами.

Будучи настоящей монголкой, за все эти три года она ни разу (!) не пришла к нам в дом, который собственно был ее квартирой, с пустыми руками и все потому, что в доме был ребенок. Я не знаю как это ей удавалось, но она никогда не зыбавала купить плитку шоколада, пару яблок, конфеты или прочие бананы.

При этом у нее самой четверто мужчин в доме: трое сыновей и муж с не совсем здоровым желудком, которого она кормила исключительно домашней едой. Но она ведь еще и работала, и всегда регулярно навещала своих родителей и родителей мужа.

Я уже не говорю о том, как Ача поздравляла нас на Цагаан Сар (Цагаан Сар или на буряткий манер Сагаалган, это праздник Нового года по лунному календарю, во время которого все дарят всем небольшие подарки).

Мой Улаанбаатар – это очень удобно расположенный лыжный курорт, на котором мой ребенок убедил меня встать на горные лыжи, за что я ему очень признательна) В Монголии я впервые села на лошадь и научилась проводить в седле по три-четыре часа кряду.

Скакать на лошади по бескрайней степи, когда ветер свистит в ушах, а в небе с тобой соревнуется беркут  –  это мало с чем сравнимое ощущение. Степь, лошадь и свобода! И кажется больше ничего не нужно… Вот что такое Моя Монголия!

Вот таким длинным получился мой ответ на ваше короткое письмо. Надеюсь, я ответила на ваши вопросы и объяснила почему я считаю, что буряты не монголы. Это грустно, но это так. Но все еще может измениться. Ведь все меняется, все течет…

Еще раз, спасибо за добрые слова!

Маш баярлалаа!

Источник: https://snob.ru/go-to-comment/695325

Кто мы – буряты, монголы или «дорогие россияне»?

Думается, что одной из причин является открытость культуры монгольских народов – экстравертов по своей натуре – в отличие, скажем, от закрытости мусульманской культуры. Желание познать мир, модернизироваться заставляет монголов перенимать много нового, чужого в ущерб своему, традиционному. Ведь недаром монголы, как в КНР, так и в России, отличаются высоким образовательным цензом.

Значение также имеет и то, что Бурятия расположена на далеких окраинах России, монгольского мира и буддийской цивилизации, что наложило определенный отпечаток на бурятский менталитет. У бурят как и в каждом народе была и есть своя элита.

На рубеже веков эту элиту составляли бурятские национальные демократы. Свое образование они получали в ведущих российских университетах, став первыми бурятскими учеными и просветителями.

Вместе с тем, будучи подданными Российской империи, они стали вольно или невольно эмиссарами во Внутренней Азии царской и советской политики.

В  самосознании и политической практике элиты произошел синтез западной и восточной картин мира. С определенного момента они стали видеть себя в качестве авангарда просвещенной Европы в родственной Азии, посредником в продвижении глобальных идеологических проектов Российской империи и Советского Союза.

В этом я вижу начало формирования среди бурят некоей транснациональной идентичности в ущерб собственно бурятской. Это нельзя назвать исторической и культурной тривиальностью. Ведь тибетцам, чеченцам и другим таким же интравертным, т.е.

сосредоточенным на своей культуре, народам внешний мир совершенно безразличен, они самодостаточны в своем мироощущении и бытии, и поэтому ассимиляция им не грозит.

Пан-монгольская идентичность

Национальная идентичность любого народа имеет сложную природу. В национальной идентичности бурят можно выделить несколько компонентов: пан-монгольский, российский, буддийский и собственно бурятский. Буряты относятся и по сути являются составной частью общемонгольского мира.

Монголия для бурят связывается с понятиями чистоты, прародины, великой истории, великих предков.

Практически все деятели науки и культуры постсоветской Бурятии призывали к восстановлению общемонгольского единства, справедливо полагая, что только через осознание себя частью монгольского мира буряты могут сохраниться как этнос.

Однако исторический факт разъединения монгольских народов пустил глубокие корни. В Монголии зачастую наблюдается дискриминация или отрицание монголов не из Монголии, в выражениях «русские монголы», «китайские монголы» определение зачастую становится более важным, чем определяемое слово.

В Бурятии же многие вообще не склонны считать себя монголами. Но эту проблему инаковости не стоит преувеличивать.  «Хаанахибта?» – вот первый вопрос, который задают друг другу буряты при первом знакомстве, и никуда от этого не денешься.

Безусловно, идеи всемонгольского единства по-прежнему питают душевные настроения монгольской элиты и народа трех стран, ибо вера в единое происхождение и общую культуру всегда составляла и составляет главную отличительную особенность этнической идентичности.

Российская идентичность

Наверное, допустимо сказать, что пан-монгольское единство относится к пространству «идеального». В противовес «идеальному» существует парадигма реальности (realpolitic) – это нахождение этнической Бурятии в составе Российской Федерации.

В бурятском националистическом дискурсе российское/советское приобрело негативную коннотацию: политические репрессии, лишение исконного названия республики (Бурят-Монголия), территориальный раздел, постепенная языковая и культурная ассимиляция.

Вместе с тем парадигма реальности – это также общероссийская история, политические реалии Бурятии как субъекта РФ, глубокое приобщение к русскому языку и русской культуре, наконец, индивидуальные ощущения бурят на повседневном уровне.

Прагматически настроенные буряты понимают, что у «пан-монгольского проекта» мало шансов, и это диктует им необходимость включиться в общероссийские процессы интеграции и модернизации.

И соответственно, их российская идентичность берет верх над общемонгольской, в их сознании реальное перевешивает идеальное.

Мои родители были глубоко убеждены, что наш бурятский мир заключается не только в наших обычаях и традициях. Не менее важным для них было единение с русским миром – современное образование и приведение нашего миропорядка с миропорядком империи. Но результат противоречив: все мы не хуже русских знаем русский язык, но язык наших предков безвозвратно уходит.

Я, как практически все городские буряты, никогда не изучала бурятского языка в школе, чему не могут поверить мои коллеги иностранные ученые. Что это: вина самого народа или результат целенаправленной политики? Нынешняя активность по возрождению бурятского языка назрела давным-давно.

Остается надеется, что бурятский язык еще не перешел черту, отделяющую его от кандидатства в список мертвых языков мира.             

Бурятская этническая идентичность

Говоря о бурятской идентичности, я имею в виду бурятскую традиционную культуру, основанную на принципах родового общества. Все мы знаем, что так называемые пережитки родового общества по-прежнему очень сильны в бурятском обществе.

До сих пор поддержание тесной связи с родными местами считается залогом благополучного течения жизни и духовного умиротворения.

Значимость исконной бурятской земли, ее истории, культуры и религии всегда была чрезвычайно важной в дискурсе национальной бурятской идентичности, о чем свидетельствует активное возрождение шаманизма, которое мы наблюдаем в настоящее время.

Но как это ни странно, возрождение   родовых и территориальных традиций входит в противоречие с консолидацией бурятского народа.

Самой большой проблемой единения бурят и по сию пору остаются этнолокальные различия и их деление на западных и восточных, шаманистов и буддистов, русскоязычных и бурятоязычных. Интересным выходом из этой ситуации представляется своеобразная попытка современных шаманов г.

Улан-Удэ консолидировать бурятский народ на основе тайлганов общебурятским божествам – 13 северным нойонам, Ойхони Бабаю, Бархан-ула, Тункинским хатам и т.д.  

 Буддийская идентичность
 

В отличие от шаманизма консолидирующая роль буддизма очень высока. Согласно социологическим опросам 70 % бурят считают себя буддистами и 18 % шаманистами. Однако в какой степени эта религиозность относится именно к буддизму, сказать сложно. Наиболее устойчивым компонентом религиозного комплекса в этнической Бурятии является бытовая религиозная обрядность буддийско-шаманского толка.

Она имеет форму поклонения буддийским и локальным божествам и духам. Все наиболее популярные в Бурятии обряды, такие как возлияние сэржэм, культ почитания родовых мест обо тахилга, поклонение местным божествам хада тахилга имеют синкретический шаманско-буддийский характер.  Их суть одна  и та же, только исполняются они либо в буддийской, либо в шаманской традиции.

Таким образом, среди выделенных нами компонентов национальной идентичности бурят к наиболее важным с точки зрения консолидации этноса можно отнести собственно бурятскую и религиозную (буддийско-шаманскую) идентичности.

  В настоящее время только в буддийской и традиционной бурятской сферах продолжает сохраняться бурятский националистический дискурс, используется бурятский язык, осуществляется реальная поддержка  бурятской культуры и спорта.

Бурятская традиционная сангха сейчас открыто заявляет о своих целях сохранения и развития национальной культуры бурят.

Дискуссия о национализме

Не могу не высказать своего отношения к дискуссии по поводу бурятского языка и бурятской культуры. По мнению Лазаря Бартунаева, онаносит несколько истерический характер и чревата ростом национализма среди бурят. Думается, что его опасения напрасны.

Чтобы была понятна моя позиция, приведу некоторые выдержки из статьи известного китайского ученого, писателя и правозащитника Ван Лисюна под названием «Два империализма в Тибете».

Он вместе со своей женой, известной тибетской поэтессой Церинг Осер посвятил свою жизнь служению интересам тибетского народа и защите прав национальных меньшинств Китая.

Важная мысль его статьи заключается в том, что культурный империализм характерен не только для автократических, но и для демократических обществ, в особенности тех, где существует большая разница в количестве населения титульной нации и нацменьшинств.

В них не нужно использовать политическое подавление или насилие, вместо этого можно просто полагаться на демократические методы для создания «мэйнстрима», который сам по себе уже может маргинализовать меньшинства и их культуры. Последние, будучи на периферии, могут постепенно ослабляться или даже полностью исчезать. Именно поэтому национализм является необходимой частью движения меньшинств за культурное выживание.

Читайте также:  Что такое бодхичитта и как встать на этот путь

На самом деле, протест против глобализации уже и есть протест против мэйнстрима, поэтому до тех пор, пока этот национализм не обретает политических форм и не становится насильственным, он может быть конструктивным. Этот вид культурного национализма должен обрести свое разумное место в открытом и справедливом обществе.

Ван Лисюн особо подчеркивает, что для того чтобы быть услышанным большинством, меньшинства должны научиться «себя артикулировать».

Лично мне это напоминает афористичную фразу из гайдаевской комедии, где на бестолковый лепет «паки, паки… иже херувимы…» царь Иоанн разумно спросил: «Да как же тебя понять, боярин, коли ты ничего не говоришь?» В нашем случае китайский писатель приводит пример различия между уйгурами и тибетцами.

Уйгуры гораздо жестче, чем тибетцы отстаивают свои права и сопротивляются государственному мэйнстриму. Однако они не удосуживаются артикулировать свои идеи ханьскому большинству в культурной сфере.

Уйгурские интеллектуалы отказываются использовать китайский язык в китайских СМИ и публичной сфере.

В результате в китайском обществе нет никакого понимания уйгурского вопроса, низок интерес к культуре уйгуров, ханьцы полностью во власти государственной пропаганды по уйгурскому вопросу.

Они испытывают только страх и враждебность к уйгурам, что навряд ли выгодно для положительного решения уйгурского вопроса. Другое дело – тибетский вопрос.  

В противоположность, включенность тибетской религии, ее общие черты с китайской, активные усилия Далай-ламы урегулировать тибетский вопрос c китайцами, изобилие тибетских культурных профессионалов, пишущих на китайском (объясняющих тибетскую культуру и устанавливающих тесные связи между двумя культурами) – все это помогает тибетской культуре становится популярной и даже модной в Китае сегодня. Сейчас даже имеет место китайская субкультура, сконцентрированная вокруг «тибетской лихорадки».

Между тем, эта культурная артикуляция на эстетическом уровне делает тибетскую повестку дня понятной китайцам, она постепенно вызывает понимание и симпатию к тибетской позиции.

Сила тибетского движения в использовании мирных и гибких средств в целях преодоления доминирующей силы должна стать примером для других национальных меньшинств. Здесь мне приходит на ум Чингисхан и его великая военная мощь, которой не смогла противостоять ни одна нация.

Но он не победил тибетцев. Наоборот, монголы приняли тибетский буддизм. Это доказывает силу культуры.

С точкой зрения Ван Лисюна трудно не согласиться.

Его решительная позиция в тибетском вопросе, равно как широкомасштабные протесты в Тибете накануне Пекинских олимпийских игр вызвали в Китае серьезные интеллектуальные дебаты по поводу ситуации в Тибете.

И когда Ван Лисюн организовал публичное обращение к правительству в марте 2008 г. с призывом пересмотреть политику в Тибете, его подписали более 300 самых известных китайских ученых и интеллектуалов.

Как оценить в этом свете артикуляцию бурятского национального вопроса и ее эффективность? И то и другое оставляют желать лучшего. В Советский период говорить по-бурятски было едва ли не признаком отсталости. Предпринятые в конце 70-х гг.

прошлого века меры по ограничению преподавания бурятского языка в средней школе вызвали если не индифферентную, то очень слабую протестную реакцию в обществе.  В постсоветский период республика не смогла вернуть себе свое исконное название.

Не смогла отстоять и бурятские автономии в Читинской и Иркутской областях.

Сейчас же наши парламентарии, принимая закон о языке, даже не поняли,  как сообщают СМИ, что из него изъято положение об обязательном изучении бурятского языка в школах.   

Исходя из сказанного, мне кажется, бурятам не нужно бояться национализма. Ведь во всем мире это понятие понимается совсем не так, как в России.

Оно означает скорее право на сохранение своей культуры и языка, своей этнической идентичности и никак не связано с ущемлением прав других народов, сепаратизмом и шовинизмом.

В этом смысле бурятам следовало бы воспользоваться открытостью характера своей культуры, умением находить общий язык с представителями различных национальностей себе на пользу.

И каким бы сомнительным не казался «кодекс чести истинного бурята», какими  бы «истеричными» не представлялись разговоры и дискуссии по вопросу о том, что значит быть бурятом и как он должен ощущать себя в современном мире, сам вопрос может перейти в новое качество: могут ли буряты жить с ощущением и сознанием того, что они являются носителями уникальной самобытной и в то же время современной традиции? И если этот вопрос имеет положительный ответ, то по отношению к ним можно будет забыть о таких понятиях, как  «этнический маргинал», космополит или так называемый «человек мира». 

Читать далее

Источник: https://www.infpol.ru/151496-kto-my-buryaty-mongoly-ili-dorogie-rossiyane/

Новые фотографии путешествий

Раздел: Достопримечательности /  Дата: 17 Март, 2017 в 11:38 /  664

Культура Монголии складывалась под влиянием кочевого образа жизни монголов.

Начиная с XIII века, она тесно взаимодействовала с культурой Тибета, в меньшей мере — Китая. Её окончательному формированию способствует принятие монголами тибетского буддизма.

В XX веке сильное влияние на культуру Монголии оказала российская, а через посредство её — европейская культура. Языковое наследие

Старомонгольское письмо (монг. Монгол бичиг)- старейшая собственно монгольская система письма. Древнейшим из сохранившихся памятников старомонгольского письма является так называемый Чингисов камень. Исторически использовалось в качестве основного монгольскими народами Монголии, России и Китая.

Основной монгольской письменностью является старомонгольское письмо. Производные от него — Тодо-бичиг,Маньчжурское письмо и Вагиндра. Тодо-бичиг был создан в 1648 году буддистским монахом Зая-Пандитом Ойратским для реформации языка и для облегчения транскрипции тибетского языка и санскрита.

Маньчжурское письмо это адаптация старомонгольской письменности для письма на маньчжурском языке (1599 год). Вагиндра — письменность, разработана в 1905 году бурятским монахом Агваном Доржиевым так же с целью реформации языка, однако, этим письмом было написано менее дюжины книг. Монгольский язык — современный язык монголов, государственный язык Монголии.

Национальным языком Монголии стал после Монгольской народной революции (1921) на основе халхаского диалекта. С 1943 года — письменность на основе кириллицы. Сегодня общее число говорящих 5,7 млн. Фольклор и народная культура. Произведения устного творчества обычно состоят из аллитерационных стихов, и они известны как улигеры, буквально означающие сказки.

Они включают в себя пословицы, связанные с Чингисханом и эпосом вокруг жизни хана, например, «Сказание о двух белых лошадях Чингисхана». Другие известные эпосы связаны с Гэсэр-ханом. Известны также эпос ойратов, например, Джангар. Обряды жизненного цикла.

Монголы традиционно боялись бед и верили в различные хорошие и плохие предзнаменования.

Они могут быть направлены на некоторых шаманов, нарушающих такие табу, как и наступ на порог юрты, осквернение воды и др. Наиболее уязвимыми членами семьи были дети, и поэтому им давали специальные имена, как Нэргуй (монг. Безымянный) или Энэбиш (монг. Не этот), или же мальчиков одевали как девочек.

Перед выходом ночью, волосы детей младшего возраста иногда окрашивают углём или сажей чтобы обмануть злых духов, показав что это не ребёнок, а кролик с черными волосами на лбу.

При путешествии на обо часто приносится жертва. Приносится она в виде конфет и риса. Делается это для уверенности в безопасности продолжения поездки. К некоторым обо, особенно на высоких горах, также приносят жертву, для хорошей погоды и отворота несчастья и т. п.

У ребёнка первым большим праздником является первая стрижка, как правило происходящая в возрасте от трех до пяти лет. Праздники

Наиболее важным общественным праздником является Надом (монг. игрища). Самый большой из них проходит каждый год на 11-13 июля в Улан-Баторе, но есть также более мелкие, проходящие а аймаках и сомонах.

Надом включает соревнования по скачкам, борьбе и стрельбе из лука .

Для семьи самым важным праздником является Цаган Сар (монг. Цагаан сар — Белый месяц), что примерно эквивалентно тибетскому празднику Лосар и, отчасти,Китайскому Новому году и обычно попадает на январь или февраль. Члены семьи и друзья посещают друг друга, обмениваются подарками — зачастую это хадак и огромное количество бууз. Народные игры

В Монголии популярны шахматы и шашки. В монгольских шахматах следующие обозначения. Нойон (король), Барс (королева), Тэмээ (слон), Морь (конь), Терег(ладья), Хуу (пешка).

Правила немногим отличаются от европейских. Весьма широкое распространение имеет и домино. Карточные игры существовали здесь с XIX века, но в настоящее время они не популярны.

В Монголии одной из популярных карточных игр является Муушиг.

Лодыжки овец (монг. шагай) используются в различных игры как кости, так и в маркер. Также есть игры «Камень, ножницы, бумага» и Морра. Традиционно популярны различные головоломки. Традиционные ценности и национальный характер.

В устном народном и профессиональном творчестве традиционно присутствуют такие ценности, как любовь к родителям и тоска по Родине, тоска по месту, где вырос; свободолюбие и независимость.

Лошади всегда играли важную роль в повседневной жизни, и, как следствие, образ лошади повсеместно присутствует в культуре страны, начиная с государственного герба.

Гостеприимство является очень важной вещью в степи, и поэтому традиционно воспринимается как должное.

Монголы «…к жизни и смерти относятся легко. Беспечность их удивительная. Но одновременно монголы по природе умные люди, обладают наблюдательностью и насмешливостью. Любопытство монгола не имеет границ. Доброта — главная основа учения Будды — основное свойство монгола». Материальная культура.

Монгольское платье мало изменилась со времен Монгольской империи, потому что оно в высшей степени хорошо адаптировано к условиям жизни в степи и для повседневной деятельности.

Тем не менее, произошли некоторые изменения в стилях, которые отличают современное монгольское платье от исторического костюма. Дэли, или кафтан, является традиционной одеждой и носится как по рабочим дням, так и по праздникам.

Это длинный, свободный костюм сокращенный в одно целое с рукавами, имеющий высокий воротник, широко перекрывающийся на фронте. Дээл подпоясывается кушаком.

По изображениям во времена империи, однако, дээл показывают с более открытыми вырезами, и с очень просто вырезанными большими краями. Похожие на дээл одежду носят современные ламы. В дополнение к дээлу и мужчины, и женщины могут носить внизу брюки, и женщины могут также носить юбку.

Юбку в том же стиле по-прежнему сегодня носят в части Монголии и Китая. Изображения монголов из персидских и китайских источников часто показывают мужчин и женщин с косой. Волосы у них разделены на две косички, каждая из которых разделена ещё на три. Концы косы затем связывают в петлю и закрепляют на голове, за ушами.

Мужчины также бывают бритыми, как правило, оставив только короткий «чуб» спереди и длинные волосы сзади. Те женщины, что были ограничены в браке и имели очень высокий ранг, носили головной убор. В настоящее время косы зачастую носят как маленькие мальчики, так и девочки.

Изредка можно встретить косу и у молодых людей, которые таким образом подчёркивают свою приверженность национальной традиции. У женщин коса остается вполне обычной причёской.

Каждая этническая группа в Монголии имеет свой собственный дизайн дээла отличаются вырезами, цветами и отделкой. До революции, у всех социальных слоев в Монголии была своя манера одеваться. Пастухи, например, носили простой дээл, служивший им зимой и летом. Священники носили желтые дээлы.

Светские феодальные князья носили шляпы и шелковые жилеты. Кухня Монгольская кухня основана, главным образом на мясе и молочных продуктах, при этом существуют некоторые региональные различия.

Наиболее распространена баранина, в пустыне и к югу встречается мясо верблюда, а в северных горах говядина (в том числе Як). Молочные продукты изготовляются из кобыльего молока (айраг), крупного рогатого скота, яков, верблюдов (например, взбитые сливки).

Популярные блюда включают позы (типа мяса клецки), хуушуур (пирожки с мясом), хорхог (тушеное мясо), и баурсаки (сладкое печенье). Жилище

Юрта является неотъемлемой частью монгольской культуры. В «Сокровенном сказании монголов» говорится, что монголы живут в войлочных жилищах. Сегодня подавляющая часть населения Монголии живёт в юртах, даже в Улан-Баторе.

Религия
В XVII веке тибетский буддизм стал господствующей религией в Монголии. Также в некоторых отдаленных регионах продолжал существовать традиционный шаманизм. С другой стороны, шаманские практики, такие как поклонения на Обоо, были включены в тибетский буддизм.

Тибетский буддизм и ритуальные религии с большим числом богов и богинь вдохновили на создание религиозных объектов, включая изображения в живописи и скульптуры.

В 1930-х годах в Монгольской Народной Республике осуществлялись массовые репрессии против лам и шаманов, была разрушена большая часть буддийских монастырей. Во Внутренней Монголии религия сильно пострадала от Культурной революции.

Христианство несторианского толка проникло на территорию современной Монголии уже в VII веке; к XIII веку его исповедовали уже целые племена (например, кереиты).

Читайте также:  Какая религия в монголии – колыбели дальнего востока

В период Монгольской империи наибольшего расположения к себе христианство добилось при хане Мунке; империю посещали многочисленные католические миссии из Европы; однако с распадом империи христианство с территории Монголии полностью исчезло.

Вторая волна христианских миссий в Монголию началась с конца XVIII века, когда Внешнюю Монголию посетила первая православная миссия из Российской империи, и многократно усилилась со второй половины XIX века, когда в страну устремились многочисленные протестантские и католические миссионеры из Западной Европы.

С момента Народной революции в ходе секуляризационной политики правительства численность христиан всех конфессий резко пошла на убыль. Искусство. Литература.

Старейшим памятником монгольской литературы считается Тайная история монголов (1240), содержащее отрывки из более древней поэзии.

Есть ещё несколько примеров монгольской литературы времён Монгольской империи в письменной форме: фрагменты песни о матери и родных краях, где вырос.

Они были найдены в захоронении воина на Волге в 1930 году, 25 рукописей и фрагментов блока печати были найдены в Турфане в 1902г.

Начиная с XVII века, все хроники были сохранены. Они также содержат длинные аллитерационные проходы. Примерами являются многие анонимные работы, описывающие разные исторические события, и многое другое. Изобразительное искусство.

До начала XX-го века большинство произведений изобразительного искусства в Монголии имело религиозные функции, и поэтому монгольское изобразительное искусство находилось под сильным влиянием индо-тибетского буддийского изобразительного канона.

Танки, как правило, окрашивались или исполнялись в технике аппликации.

В XVII веке в Монголии распространяется художественное литьё из бронзы. Бронзовые скульптуры-бурханы обычно изображали буддийских божеств. Среди монгольских скульпторов необходимо отметить Джебдзун-Дамба-хутухту Дзанабадзара (1635—1723), создателя уникальных образов бодхисаттвы Тары.

Первым образцом монументальной скульптуры в Монгольской народной республике стал памятник Сухэ-Батору С. Чоймбола (1946). Крупнейшим образцом современного монгольского бронзового литья является воссозданная в 1996 году статуя «Мэгжид Жанрайсэг».

Монгольские ваятели традиционно сильны в деревянной скульптуре; многие из них — признанные мастера-анималисты. Архитектура. Основой архитектуры Монголии стала юрта. Форму юрты принимали разные здания, в частности, буддийские храмы. Большой вклад в архитектуру Монголии внесли Алтан-хан и Дзанабадзар.

Монгольский стиль архитектуры формировался под влиянием таких стилей, как китайский, тибетский и русский. Часто встречаются в Монголии сочетания разных стилей. Музыка Монголия имеет очень старые музыкальные традиции.

Основными традиционными элементами являются горловое пение, игра на моринхуре и других инструментах (шанза, лимба, хучир, ечир), а также несколько типов песен. Монгольские мелодии, как правило, характеризуются гармонической пентатоникой и длинными нотами в конце музыкальной фразы.

Первой монгольской оперой стала поставленная в Музыкально-драматическом театре опера «Три печальных холма» на музыку музыканта-самоучки Б. Дамдинсурэна и профессионального советского композитора Б. Смирнова, работавшего в Улан-Баторе. В XX веке монгольские композиторы, взращенные на европейской классической музыкальной традиции, экспериментировали, синтезируя её с национальной.

Источник: http://siberiadiscoveryteam.ru/2017/03/17/culture-mongolia/

Бурятский этнос и монгольский мир

Бурятский этнос и монгольский мир.
Шираб Чимитдоржиев-доктор исторических наук, профессор

В силу исторических обстоятельств монгольские народы живут разбросанно в различных регионах мира, в разных странах. Некогда единый монгольский мир расколот, потеряно монгольское единство.

Буряты (бурят-монголы) и калмыки (ойрат-монголы), живущие в пределах Российского государства, и южные монголы (чахары, тумэты, харчины, хорчины, узэмчины и др.) из Внутренней Монголии Китая подверглись сильнейшему влиянию государствообразующих наций (русских и китайцев).

Это, безусловно, сказалось негативно на их национальный язык, на их культуру, традиции и обычаи.

К сегодняшнему дню эти монгольские народы пришлис известными потерями : часть их подверглась ассимиляции, многие представи-тели нации, мягко говоря, проявляют безразличие к родному языку, к национальным традициям…

Всемирный форум монголов, состоявшийся в 1993 году в Улан-Баторе, явился масштабным событием в жизни монголов мира.

Он продемонстрировал их единодушие общими усилиями убрать завалы в отношениях, их стремление совместно возродить национальную культуру, язык, традиции и обычаи, развивать в дальнейшем монгольскую цивилизацию с ориентиром на общече-ловеческие ценности.

На Всемирном монгольском хурале были определены приоритетные направления сотрудничества монголов в различных сферах, и в области духовной культуры, в возрождении и развитии языка и письменности, и в области науки и технологии, торговли и экономики, и в области возрожде-ния традиционного хозяйства…
Буряты, как один из монгольских народов, выразили готовность разви-вать всестороннее сотрудничество, и сегодня налицо реальные результаты со-трудничества Бурятии с соседней Монголией в ряде сфер, в области культуры, науки и торговли. Однако на установление активных связей с монголами других регионов сказываются «издержки» прошлых десятилетий, когда связи бурят с ними были сведены к нулю.

К сожалению, современные поколения бурятского народа имеют слабое представление о своих национальных корнях, о прошлой своей единой мон-гольской цивилизации. Мы далеко отошли от монгольского историко-культурного наследия, являвшегося составной частью центрально-азиатской цивилизации.

Сегодня осталось мало людей, которые гордятся, когда говорим:»Мы — бурят-монголы!». Было время, когдав графе «национальность» писали: «Монгол-бурят» ( тайша Селенгинской степной думы Дамби-Жалсан Ломбоцэрэнов), «Я — монгол рода эхиритов» (Элбэк-Доржи Ринчино), «Я — монгол хоринского рода хуацай» (Цыбен Жамцарано).

В ряде летописей, и монгольских, и бурят-монгольских, Прибайкалье (Баргуджин-Тукум), родина бурят-монгольских племен и родов, называется Ара Монгол (Северная Монголия, или Окраинная Монголия).

Действительно, исторически эта территория являлась северной окраиной монгольского мира.

До прихода русских атаманов, служилых и промысловых людей прибайкаль-ские земли, где обитали бурят-монгольские роды — хори, туматы, баргуты, ики-ресы, булагаты, входили в орбиту монгольского мира, являлись подданными монгольских ханов.

Нынешные поколения бурят с европейским образованием, изучавшие историю своего народа, своей Республики по трудам, сочиненным в эпоху с тоталитарной идеологией, имеют искаженное представление о монгольской государственности, монгольских племенах, о монгольской цивилизации, о причастности бурят к ней.

Если бы эти люди владели старомонгольской клас-сической письменностью, которая являлась основой бурятского литературно-го (письменного) языка в течение нескольких столетий до 1931 года, и были знакомы с источниками на этой письменности, заговорили бы по-иному, с ог-ромным уважением и гордостью говорили «Мы — бурят-монголы !».

Сегодня перед нами стоит задача — приобщить бурятское население к древней центрально-азиатской цивилизации, прежде всего к родственной бурятам монгольской культуре; возродить традиции, основанные на гуманистических принципах буддийской религиозно-философской системы; возродить духовное наследие бурят-монголов. Духовные традиции нашего народа — это не только религиозные верования и обычаи, это и компоненты восточной культуры, восточного образования, научных знаний, это художественно-литературное творчество, основанное на лучших образцах восточной классики.

Решению этой почетной и весьма непростой задачи прежде всего должно способствовать все более расширяющееся сотрудничество с соседним государством Монголия. Во-вторых, активизация связей с другими монгольским народами; в-третьих, установление регулярных связей с народами Централь-ной и Восточной Азии.

Следовательно, буряты как бурят-монгольский этнос сохранятся в том случае, если связи их с монгольскими народами и их азиатскими соседями примут активнейший характер во всех сферах жизнедеятельности. Ради сохранения этноса мы обязаны идти на всестороннее, всевозможное сближение с ними, прежде всего с соседней Монголией.

Так как проблема национального языка бурят крайне обострилась, хоте-лось бы обратить на нее особое внимание. Истина состоит в том, что судьба бурятского этноса во многом зависит от того, сумеем ли сохранить национальный язык, сумеем ли убедить молодежь уважительно и бережно относится к материнскому языку.

Истина состоит в том, что сохранение бурят-монгольского этноса неразрывно связано с сохранением национального языка. Ни для кого не секрет, что у нас сегодня и кризис этноса, и кризис языка.
В связи с такой постановкой вопроса напомню решение культурно-национального совещания 1926 г.

, проходившего в столице Бурят-Монгольской АССР с участием представителей Монгольской Народной Республики.

В нем говорилось: «Без реализации родного языка и его письменности не будет ни возрождения бурят-монголов как этнической единицы, ни развития нацио-нальной культуры… Отрыв языковой культуры бурят-монгольского народа от остальных монгольских племен путем создания какой-либо самостоятельной бурят-монгольской письменности считать совершенно недопустимым».

Профессора Базар Барадин и Гомбожаб Цыбиков были за сохранение классического старомонгольского языка в качестве письменного (литературного) языка в Бурят-Монголии.

С ними был солидарен тогдашний признанный лидер на-ции, секретарь Бурят-Монгольского обкома ВКП)б) Михей Ербанов, заявивший следующее: При разрешении алфавитного вопроса нужно исходить, во-первых, из строгого учета реальной действительности в отношении не только одной Бурятии или Внешней Монголии, но и всего монгольского Востока, взятого вместе, а, с другой — преследовать цель не разъединения, а сближе-ния отдельных монгольских племен и создания единого культурного фронта». В 20-х годах велась большая работа по созданию учебной и художественной литературы на старомонгольской письменности, на ней издавались газеты и журналы, велось делопроизводство.

Однако тоталитарный режим, господствовавший в СССР, не мог спокой-но чувствовать, пока в БМАССР действовал старомонгольский язык, причис-ленный им к атрибутам панмонголизма. В ходе шумной кампании по разоблачению т.н. панмонголистов была решена судьба этого языка.

В 1931 году волевым решением сверху старомонгольская письменность была заменена латиницей, через пять лет сакающий бурятский язык был переведен на хоринский диалект, а в 1939 году латиница была заменена кириллицей. В результате этих «революционных» реформ бурятский литературный язык приобрел тот вид, который он имеет и сейчас.

К великому сожалению, этот язык, насажденный сверху, без учета мнений носителей различных диалектов, не стал объединяю-щим фактором нации, к тому же явился одной из причин ослабления связей с монгольским миром. Уменьшению роли национального языка в бурятском обществе способствовала политика центра, насаждавшего повсеместно русский язык.

Сверху была спущена «гениальная» концепция: культуры сближаются, народы сливаются, появилась новая общность людей — советский народ. Руководствуясь этой псевдонаучной теорией, парткомы стали ограничивать сферы применения бурятского языка.

Следствием такой политики явилось то, что в 70-х годах в течение более десяти лет не велось преподавание на родном языке в бурятских школах. Результаты такой удушающей национальной политики мы сегодня и расхлебываем.

Появились целые поколения т.н. русскоязычных бурят. Сегодня имеем минимум два поколения бурят, не проявляющих желания говорить на родном языке. Это т.н.»немые» буряты. Печально то, что эти люди не хотят признавать свою ущербность, не стремятся приблизиться к родным корням, к материнской речи.

Словом, буряты переживают языковую трагедию.
Нет у бурят, кроме Бурятии, другой родины, готовой встать на защиту нашего народа, его прав, его интересов.

Бурят-Монгольская Республика созда-валась ради защиты бурят-монгольского этноса, ради сохранения и приумно-жения этого древнего монгольского этноса, коренного народа Прибайкалья.

Этот титульный, государствообразующий народ, его государственность переживаюттрудные времена. Вспомним 1937 год, когда единая Бурят-Монго-лия была расчленена на пять частей.

В результате был приостановлен процесс консолидации нации, приостановлено формирование единой национальной вльтуры, единой письменности, литературного языка. Буряты, оказавшиеся вне БМАССР, были лишены возможности участвовать в общенациональной Юізни.

Вспомним 1958 год, когда за спиной народа ликвидировали традици-онное название Республики «Бурят-Монголия», название народа «бурят-мон-голы».

Народ, который к моменту образования Бурят-Монгольской АССР в 1923 году, составлял большинство в Республике (55,8 %), сегодня оказался национальным меньшинством (27,8 %, по данным переписи 2002 г.). Буряты потеряли многие традиции, выработанные предками в прошлом, и в области духовной культуры, и в области хозяйствования…

Считаем, что наши проблемы не приняли бы столь болезненного характера, если бы мы регулярно обшались с Монголией, с монгольским миром и опирались на их помощь и поддержку.

Нам надо понять, что если мы пойдем вместе с другими монгольскими народами, то мы, буряты, сохранимся как бурят-монгольский этнос.

Необходимо расширять, углублять в первую очередь культурно-этнические, языковые связи, активно сотрудничать в научной области.

Мы, буряты, живем в многонациональной республике. Рядом с нами живут и трудятся эвенки, русские, татары, немцы, поляки, корейцы, евреи, представители кавказских этносов… Совместная жизнь была не безоблачной. Были мирные, добрые отношения. Были обиды, притеснения.

Об этом свидетельствует историческая поездка делегации хори-бурят в Москву к Сагаан-хану -Петру Первому в 1702-1703 гг. с жалобой на притеснения со стороны местной царской администрации, атаманов и воевод и крестьян-переселенцев.

Решая свои национальные проблемы, в том числе вопросы сотрудничества с монгольским миром, бурятская общественность обязана учитывать также интересы народов, проживающих в республике.

Мы обязаны руководствоваться девизом: Уважая традиции и обычаи других, приумножать и возрождать традиции и обычаи своего народ.

Источник: http://www.moscowmongols.com/2013/07/01/buryatskij-etnos-i-mongolskij-mir.html